Родители, обучающие своего ребенка в общеобразовательной средней школе, как правило, поступают так не по сознательному выбору, а в силу установившейся традиции, потому что сейчас так поступают все. Выбор может касаться только конкретной школы – будет ли она обычная муниципальная, или специализированная, или гимназия. Между тем уверенность родителей в ценности и позитивности школьного образования во многом иррациональна и базируется на 5 базовых мифах:

1. Миф о мировоззрении: средняя общеобразовательная школа формирует у ребенка целостное, непротиворечивое и позитивное мировоззрение. Если в школу не ходить, мировоззрение или не сформируется вообще, или сформируется неправильное, что приведет к ненужным проблемам.

2. Миф о мышлении: школа учит ребенка думать самостоятельно, формирует критичность восприятия. Если в школу не ходить, ребенок будет все повторять за родителями, как попугай, и никогда не станет самостоятельным.

3. Миф о знаниях: школа передает ребенку полноценное знание на уровне современных достижений научной мысли. Если не ходить в школу, ребенок останется серым и необразованным, т.к. родители не смогут ему обеспечить объем знаний на уровне коллектива педагогов.

4. Миф о коммуникации: в школе ребенка учат коммуницировать, устанавливать личные связи, дружить, эффективно взаимодействовать, справляться с проблемами. Если не ходить в школу. ребенок не научится ни дружить, ни справляться с проблемами.

5. Миф о социализации: в школе происходит мягкая подстройка ребенка под существующий социум - Единственный, Сущий и Благой. Если не ходить в школу - ребенок вырастет социопатом , хлюпиком, неудачником, лузером, отщепенцем и угодит в социальный ад.

6. Миф об общественной пользе от школьного обучения: школьное образование является системообразующим, а потому - общественнополезным. Если ребенок не будет ходить в школу, он не научится ставить интересы общества перед своими личными, а значит вырастет самовлюбленным эгоистом.

Миф о коммуникации

Хорошо – скажут самые упорные из защитников школьного обучения. Предположим, что все вышесказанное – верно, и в школе детей действительно не воспитывают и не учат. Но зато они там общаются со сверстниками. Где же дети еще научатся основам коммуникации, как не в школе?

Сразу оговорюсь, что разбирать этот миф с научной точки зрения я не буду: целостной теории коммуникации по сию пору еще не создано. При этом имеется огромное количество интердисциплинарных областей знания, где к проблеме человеческого общения пытаются подойти с разных сторон и где даже открывают при этом много довольно любопытных вещей, часть из которых вполне и с успехом можно использовать в разных коммуникативных ситуациях. Однако понимания простой реальности человеческого общения эти многочисленные дисциплины парадоксальным образом не дают. Может быть потому, что общение и коммуникация – это все-таки не одно и то же.

Поэтому оставим в покое многочисленные теории коммуникации и подойдем к проблеме общения детей в школе с чисто житейской и обыденной точки зрения. И вот такому простому взгляду открывается картина удивительная в своей парадоксальности: современная школа по самой своей сути совершенно не приспособлена для выработки навыков общения. И еще менее она приспособлена для преодоления проблем общения.

В самом деле, совершенно очевидно, что первичные навыки общения с себе подобными человек получает в семье или в социальных институтах, заменяющих семью (если речь идет о детях-сиротах). И эти самые навыки общения формируют у ребенка родители. Именно в процессе личностного акта общения с матерью и отцом ребенок учится говорить. Каждый родитель, на глазах которого вырастает и развивается его ребенок, знает, как направлены на общение первые слова ребенка. Они всегда есть попытка позвать другого, обратить на себя его внимание, добиться от него чего-то. Собственно, до того как ребенок начинает произносить свои первые слова, эту функцию выполняет крик. Криком ребенок говорит «Будь со мной! Люби меня! Корми меня! Занимайся мной! Не оставляй меня одного!» Когда ребенок осваивает первые слова – это тоже в первую очередь оказываются слова-побуждения, слова-мосты между собой и другим. Далее эту естественную потребность ребенка в общении, внимании, в присутствии в поле зрения другого человека взрослый начинает как-то организовывать, ограничивать, формировать и направлять таким образом, чтобы ребенок оставил ему, взрослому, место для самого себя и еще для целого мира в придачу. Родитель начинает прививать ребенку то, что называется навыками общения: учит его чередовать между собой контакт и уход, сообщения и паузы между ними. Он учит ребенка этикету и ритуалу общения, учит понимать, какие ситуации хороши и уместны для общения, а какие - нет. Короче, в процессе взаимодействия ребенка и его родителей маленькому человеку преподается то, что можно назвать азбукой или арифметикой общения. Все это происходит спонтанно, чаще всего неосознанно и нецеленаправленно, как бы само собой, как попало и, что греха таить – часто просто из рук вон плохо. Но худо ли, бедно ли – к 6-7 годам основные навыки общения у ребенка бывают сформированы. Однако у всех детей по-разному, поэтому какие-то дети более общительны, открыты и доверчивы, какие-то – наоборот, замкнуты, робки и нерешительны. Неповторимый коммуникативный рисунок каждого ребенка формируется в семье, а в каждой семье своя ситуация, во многих сложная, в некоторых – проблематичная. Я бы даже сказала больше того: не менее половины детей школьного возраста имеют серьезные проблемы и расстройства общения, привитые и сложившиеся в семье.

Принято считать, что, попав в школьный коллектив, ребенок «выровняется» - научится общаться со сверстниками, заведет друзей, и тогда его коммуникативные навыки усовершенствуются, а проблемы отступят. Между тем в реальности все происходит с точностью до наоборот: попав в коллектив сверстников и лишившись постоянного сопровождения со стороны взрослых (учителя не в счет), ребенок на первых порах просто воспроизводит уже сформированные в семье коммуникативные навыки. Такова ситуация любого первого класса начальной школы, в котором детское сообщество еще не структурировано, а каждый ребенок ведет себя просто-напросто так как он привык: кто-то развязно и агрессивно, кто-то робко и сдержанно.

Единственный взрослый, вынужденный управлять этой разнородной коммуникативой ситуацией, проблемами общения детей между собой озабочен в последнюю очередь. Его задача стоит гораздо конкретнее: установить в классе дисциплину, т.е. научить детей не мешать ему самому организовывать учебный процесс, а также не мешать друг другу в нем участвовать. Когда дисциплина установлена, учитель считает свою задачу по формированию коммуникативных навыков своих подопечных выполненной. То есть, конечно, каждый учитель может много и красиво говорить на классных собраниях о важности личностного подхода, о своей обязанности видеть в каждом ученике индивидуальность и учить эти индивидуальности правильно взаимодействовать между собой – но в 90% случаев каждый родитель может быть полностью уверенным в том, что все эти широковещательные заявления – не более чем слова. Даже самый добросовестный педагог может выстроить личностные отношения только с частью класса, с несколькими детьми, чьи навыки общения наиболее отвечают его личному стандарту. С этими учениками у него могут возникнуть личностные связи и он может руководить их общением между собой, и даже чему-то полезному научить. Но, как правило, последнее происходит крайне редко – учитель просто не ставит перед собой цели вникать в отношения детей между собой, если только речь не идет о самых тяжелый и запущенных случаях, вроде коллективной организованной травли с членовредительством (да и то обычно учитель вмешивается тогда, когда уже бывает слишком поздно что-то менять). С прочими же детьми у него устанавливаются куда более формальные отношения – исключительно на уровне соблюдения или не соблюдения ими дисциплины и выполнения учебных задач. Дело в том, что учитель просто-напросто не нацелен на целенаправленное развитие у детей именно навыков общения: поведение ребенка оценивается, как правило, с позиции его соответствия правилам учебной дисциплины и активности в учебном процессе. Учителю и в голову не приходит, к примеру, оценивать вежливость детей при общении друг с другом, их приветливость и отзывчивость, а также наказывать за грубость и неуважительное отношение друг к другу. Слишком много сил и времени уходит у него на то, чтобы выработать уважительное отношение хотя бы к самому себе.

Итак, зафиксируем важный факт: влияние взрослого на формирование коммуникативных навыков детей, попавших в школу, минимально. Таким образом, очевидно, что отношения детей между собой формируются спонтанно и управляются ими самими. А точнее – теми из них, чьи коммуникативные и поведенческие паттерны (англ. pattern от лат. patronus модель, образец для подражания, шаблон) оказываются наиболее сильными и убедительными. Дети с менее развитыми коммуникативными навыками, а также дети, имеющие склонность к компромиссу и подражанию, оказываются под их непосредственным влиянием и далее корректируют свое поведение в соответствии с главенствующей моделью. Дети, чьи коммуникативные навыки не стыкуются с этой моделью, как я уже говорила, вытесняются на периферию коллектива и изолируются. В этом стихийном процессе ведущую роль играют именно те навыки общения, которые каждый ребенок принес с собой из семьи. Именно этот коммуникативный багаж и определяет то место, которое ребенок займет в классе. Принципиально, что собственно отношения внутри класса, т.е. отношения детей между собой, изменить сложившуюся ситуацию не могут. Если ребенок оказался в числе аутсайдеров – то причина этого кроется не в классе, причина – в отношениях внутри семьи. В школе происходит только дальнейшее усугубление этой ситуации. Равным образом ребенок, не испытывающий в семье дефицита внимания, раскованный и самоуверенный, чувствует себя «на высоте» и в компании сверстников, и дальше эта уверенность только подкрепляется вниманием, которое он получает от своего школьного окружения. В этом смысле в классе буквально воплощаются слова Евангелия: «12 ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» (Мф 25:29; Мк 4:25; Лк 8:18). Таким образом, установка большинства родителей на формирование недостающих коммуникативных навыков в школе терпит крах: проблемы, возникшие в семье, в школе только усиливаются, и, не находя решения, уходят в глубь и укореняются.

Теперь коснемся другого вопроса – а именно, школьной дружбы. Я не хочу сказать, что в школе никогда не возникает крепких дружеских отношений. Такое безусловно случается, так как вероятность того, что ребенок может встретить себе подобного и в школьном коллективе, конечно же имеется. Но процент таких отношений, отношений по настоящему личностных и глубоких, невелик, и это просто неизбежно в обстановке смешанного, случайным образом подобранного коллектива, не связанного никакой общей позитивной целью (цель обучения не в счет, поскольку не является сознательно выбранной и свободно осуществляемой). Куда чаще то, что принято называть школьной дружбой, является на самом деле вынужденными союзами, образованными под давлением обстоятельств: все-таки выживать вдвоем или втроем куда проще, чем в одиночку. Дети сбиваются в микрогруппы просто из необходимости как-то жить и из страха перед одиночеством, а вовсе не из-за какой-то особой симпатии друг к другу. Наконец, есть группы, созданные по принципу «больше не с кем». В таких парах или группах всегда есть один или несколько партнеров, который (которые) откровенно паразитируют на другом (других). В таких группах общение не столько свободно осуществляется из интереса и любви друг к другу, сколько просто-напросто симулируется. Вот этому-то – симуляции заинтересованности, близости, чувств – в основном и научаются дети в школе. Потому что подлинной дружбе, основанной на единстве целей, самопожертвовании и духовном родстве друг с другом, можно научиться только у взрослого, который сам на это способен, либо у ребенка-харизмата и альтруиста. А встретить таких людей в современной школе – это все равно что в лотерею выиграть миллион (хотя такое, безусловно, бывает).

Таким образом, все коммуникативные проблемы, возникшие в семье, как правило, возвращаются обратно в семью же, только многократно умноженные. В этом смысле ситуация перевода ребенка на домашнее обучение просто-напросто естественна: она убирает из неблагополучной системы школу как катализатор проблемы и наконец-то сосредотачивает усилия семьи на самостоятельном ее решении. Когда родители понимают, что все дело в них и только в них – это уже половина дела. Я понимаю, что в моем изложении выход из одной проблемной ситуации оказывается входом в другую, поскольку пока семья не решит свои собственные внутренние проблемы, отраженные в ребенке, существенного облегчения ситуации ждать не приходится. Но дело в том, что другого выхода просто нет. Все остальное – только паллиативы или плацебо. Поэтому если родители серьезно заинтересованы в том, чтобы ребенок наконец научился плодотворно общаться с другими людьми, они должны наладить отношения внутри семьи. Это совсем другая проблема. Потому что для того чтобы обучение на дому проходило успешно, ситуация внутри семьи должна быть относительно здоровой – то есть стремилась к оздоровлению.

Миф о социализации

Ну, уж о того, что школа есть инструмент социализации ребенка в обществе, невозможно отрицать – наверняка скажут мне под конец самые упорные защитники школьного образования. Как же ребенок войдет в социум, если не будет ходить в школу? Да, в самом деле – в школе царит звериный произвол при полном попустительстве педагогов. Ну и что? Так закалялась сталь. Мы через это прошли – не умерли же? Значит, и наши дети пройдут, и, научившись бороться за жизнь в агрессивной среде, только станут сильнее.

Да, действительно, в школе не найти реальных человеческих отношений - одну их имитацию. Ну так если не научишься имитировать понимание, интерес, веселье, и особенно – если не научишься скрывать страх, зависть, печаль, отвращение – не добьешься успеха.

Да, конечно, в школе не учат думать, а наоборот, полируют мозги до полного их исчезновения. Ну и что? Сейчас не нужно думать самостоятельно – это совершенно лишнее качество. Для успешного выживания имеет значение – умеешь ты с умным видом пороть чушь и делать при этом компетентное лицо, а также скрывать свое мнение даже в том случае, если оно каким-то чудом все-таки есть .

При этом все эти уроки ничуть не вредят развитию талантов и способностей – потому что если талант действительно есть, он пробьется через любой асфальт, а если не пробьется – что ж, значит не талант и был. А талант, сумевший сформироваться в недружественной среде и добиться ее внимания и успеха у нее, не нуждается в обосновании и доказательстве– он очевиден и потому бесспорен. Мерилом таланта и способностей является популярность и заработок. Нет успеха и известности – следовательно, нет и таланта. Если ты такой умный и талантливый – то где твои деньги и поклонники? Следовательно, не следует развивать таланты и способности, которые не могут быть оценены обществом – раз на них нет спроса, значит ни к чему и усилия.

И что самое интересное - все это совершенно не отменяет идеалов, этики, эстетики, стремления к высокому и прекрасному. Вовсе нет. Ты можешь быть сформированным в подобной системе представлений, иметь соответствующий склад ума и соответствующие нормы общественного поведения – и при этом в глубине души оставаться прекрасным человеком – добрым, чутким, внимательным к друзьям и близким, ценящим природу и поэзию, а может, даже верящим в Бога. Да, да! А что ж тут такого? Не Бог ли сказал – отдавай Богу Богово, а кесарю – кесарево? И потому с самим собой можно быть совершенно честным – но не следует навязывать свою честность другим. Можно быть прекрасным другом – и безразличным к или враждебным к людям, не входящим в круг твоего общения. Можно искренне любить своих домашних – и не переживать о детях Никарагуа. Можно на ролевой игре в блеском сыграть короля эльфов – но после игры в кругу переодетых в цивильное друзей, напившись как зюзя, петь похабные песни, а потом блевать в кустах. Можно ходить в церковь и верить в Бога – но совершенно не верить в то, что по Евангелию можно жить.

Ну да, а что ж тут такого? Такова человеческая природа. Мир жесток, но справедлив, в нем нет места идеалам и сантиментам. Поэтому, находясь в обществе, нужно соответствовать его законам – какими бы негуманными и механическими они не казались– а в глубине души вполне оставаться прекрасным человеком, другом, семьянином и христианином. Только – тссс! Тихо! Чтобы никто не догадался! А то ненароком можно насмешить, а то и оскорбить кого-то – вдруг этот кто-то ошибочно решит, что ты хочешь навязать ему свою глубоко частную точку зрения.

Таким образом, начиная с младшего школьного возраста формируются современные «социальные добродетели» – приспособляемость, конформизм, прагматизм, эгоизим (личный или групповой), морально-эстетический и гносеологический релятивизм. И главное – постоянная раздвоенность сознания, вечная жизнь «на два фронта». Потому что гонка на выживание за пределами школы становится только интенсивнее, и прекраснодушным идеалистам (если таковые после школы еще остались) в ней не место. Если они будут упорствовать в своих глупых заблуждениях и не сумеют приспособиться - социум отвергнет их и оттеснит на обочину жизни – теперь уже навсегда. Но, конечно же, жестко поработав локтями в течение дня, нужно вечером возвращаться в круг своих друзей и близких и становиться самим собой – прекрасной души человеком, умным, компетентным и чутким.

Такова, в общих чертах, современная социализация. Мало того, многие мне сейчас скажут, что в ней нет ничего особенного, что она всегда, во все времена, была именно такой. Что во все времена социальные добродетели отличались от личных и их набор примерно таким и оставался, плюс-минус лапоть.

Скажут – и ошибутся. Дело в том, что еще совсем недавно – каких-то 100-150 лет тому назад – открыто провозглашаемая цель социализации была совсем иной (несмотря на то, что ее методы и некоторые итоги могли быть в целом похожи на современные). Целью социализации в еще совсем недавнем прошлом было приобщение человека к т.н. культурным ценностям, и воспитание в нем норм если не высокого, то хотя бы приличного поведения в обществе, в традициях хотя бы внешне уважительного отношения к себе подобным. Иной способ поведения считался предосудительным и недостойным воспитанного (т.е. социализированного) человека. Тогда еще каким-то весом обладал эпитет «порядочный», тогда был смысл у словосочетания «человек чести», тогда еще имелся остаточный ореол у слова «благородство». И школьные учителя в те времена придерживались курса на воспитание в своих учениках этих и многих других культурных и нравственных ценностей, и внимание этому аспекту социализации уделялось ничуть не меньшее, чем воспитанию мышления (гуманитарного в рамках классической гимназии, естественнонаучного или практического – в рамках реального училища). А что касается современных нам «социальных добродетелей», перечисленных выше – они также и в это время признавались полезными для продвижения по общественной лестнице – но это же скрывалось! В этом же было стыдно признаться – открыто так думать было признаком низкого, непросвещенного и порочного ума. Да, наедине с собой, да – в темноте, да – «в подполье» – можно было признаться в собственном эгоизме и мелочности – но на людях и при свете дня это было неприлично. Раздвоенность сознания окончательно сформировалась уже тогда – и потому все кончилось крахом в начале ХХ, когда мировой христианской цивилизации фактически пришел конец. Но после того, как остатки человеческой цивилизации собрались с силами, чтобы жить дальше, структура социальных ценностей полярно изменилась.

Сейчас принято говорить, что мир после Хиросимы и Холокоста уже не может быть прежним, что нельзя уже провозглашать идеалы и стремиться к их достижению – человечество в своей прошлой жизни слишком жестоко заплатило за это. Таким образом, высокие идеалы стали частным делом совести каждого конкретного человека, а то и переместились в пресловутое «подполье» (всем известен медицинский факт болезненной сентиментальности палачей и извращенцев). А на их место встали ценности простые и реалистичные – живи на всю катушку и давай жить другим настолько, насколько они не мешают жить на всю катушку тебе. И главное – не заморачивайся. Все равно это тебе не поможет – как не помогло всем тем умникам и альтруистам, половина которых стала палачами, а вторая половина – их жертвами.

В результате получился социум-химера, социум-фантом. Потому что главная цель всякого сложного социума, «общего блага» вступивших в договор людей – есть защита, сохранение и воспроизведение культурных ценностей, духовных и материальных – ценностей, которые этой группе людей близки и дороги больше, чем собственное благополучие и выживание. Социум всегда, где он складывался как таковой – то есть как культурная форма общежития людей – создавался с целью фиксации и воспроизведения неких надличностных общегрупповых идеалов, которые и делали неповторимым историческую физиономию этого сообщества. Именно приверженность этим «вечным» или «идеальным» ценностям создала все известные культурные народы – от шумеров до американцев.

Цели простого выживания и воспроизведения популяции были присущи только самым архаичным человеческим социальным образованиям общинно-племенного типа. И… нашему современному социуму. Это парадокс, т.к. сложный социум с развитыми социальными институтами, оставшимися рудиментами от прежних «традиционных» времен, впервые в истории больше не ставит перед собой в качестве своей главной цели и ценности производство и воспроизводство культурных идеалов. Культура для современного социума всегда вторична, так же как и нравственность – во главу угла ставится только выживание как отдельно взятой особи, так и популяции в целом. Вопрос выживания стоит глобально. Нет ни одной группы, которая не находилась бы под ударом. Разнообразные опасности – от природных катаклизмов до ядерного конфликта, окружают человечество со всех сторон. Эта ситуация все более и более дегуманизирует социум – потому что именно культурное поведение, умение и способность жить особым, культурным образом, и делает человека в полном смысле слова человеком. Вне культурного поведения человек постепенно расчеловечивается, приобретая все более отчетливые черты говорящего животного, имеющего некоторые рудименты социального поведения.

В этом смысле ускоряющийся технический прогресс, эволюция орудий и механизмов происходит на фоне все более ощутимой инволюцией культурных и социальных форм человеческой жизни. Что касается современной школы, то именно этот общественный институт и является катализатором этой всепобеждающей инволюции. Потому что обязательное школьное образование, вырывающее все новые поколения детей из лона семьи, на целое десятилетие погружает каждое из них в особый квази-социум, отличительной особенностью которого является минимальное влияние со стороны взрослых и максимальное влияние со стороны сверстников. Как я уже показывала, воспитательным воздействием со стороны учителей можно смело пренебречь, это уже не воспитатели, а обучающие автоматы; в то время как воспитательное воздействие со стороны семьи разрушается и ограничивается школой. Дети, на входе в школу имеющие на себе отпечаток семейного воспитания и семейных традиций, на выходе из школы уже мало отличаются друг от друга и имеют однородные ценности, свойственные этому и только этому поколению подростков. Следующее за ним поколение будет совершенно другим. При этом между поколениями выпускников одной школы нет никакой преемственности – а между несколькими поколениями ее нет тем более. Школа разделяет между собой членов семей, пролагая между ними непреодолимый барьер т.н. «переходного возраста», ни в одном другом культурно-историческом периоде не наблюдавшемся. «Переходный возраст», по сути, является возрастом, в котором подростки окончательно порывают с семейными ценностями и традициями и меняют их на ценности и традиции «своего поколения». И как бы радикальны, или, наоборот, прагматичны не были эти ценности и традиции в период максимального социального расцвета данного поколения, пройдет не более чем 10 лет – и все они покажутся смешными и непрактичными для следующей волны «молодой шпаны». А постаревшие на 10 лет вчерашние подростки почувствуют себя потерявшими контроль и ориентацию в пространстве – потому что никто не научил их быть взрослыми, не объяснил, что это такое. Поэтому физический возраст современных людей сплошь и рядом не соответствует их психологическому возрасту. Большинство современных 35-40 летних людей – это просто постаревшие пубертатные подростки, частично седовласые и помятые жизнью, но так и не постигшие науки взросления. У многих из них есть дети, которые усвоят от них еще меньше культурных ценностей, чем они когда-то усвоили от своих родителей – затем эти дети будут пропущены через 11 лет школьной формации – и цикл культурной инволюции будет замкнут в производстве следующего поколения детей. И самое страшное, что в рамках актуального социума остановить этот процесс невозможно. Спираль инволюции так и будет раскручиваться в обратную сторону до своего предела, который вряд ли описан сейчас в даже самых мрачных футурологических антиутопиях.

И тем не менее - даже после всего вышесказанного, самые упертые приверженцы школьного обучения все равно скажут мне, что социализация внутри семьи в щадящих условиях домашнего обучения - это одно, а социализация в условиях агрессивной внешней социальной среды – это совсем другое дело. Школа, якобы, учит ребенку справляться со стрессом, быстро и адекватно реагировать на многочисленные раздражители, которые в условиях размеренного и безопасного существования просто-напросто нет шансов встретить. Однако, не совсем понятным остается, почему, если в других случаях теоретическое обучение и некоторая практика признается необходимым и достаточным минимумом для того, чтобы считать, что ребенок владеет тем или иным навыком, то в случае межличностных отношений это правило вдруг оказывается несостоятельным. В самом деле – дома можно получить и опыт разрешения конфликтов, т.к. дети, вообще говоря, ничуть не меньше, чем в школе конфликтуют и выясняют отношения между собой (если их несколько) и с взрослыми (если других детей нет), и решают тысячи поведенческих задач в день. Однако дома, в отличие от школы, у них есть время подумать над каждой из них, пропустить их все через себя, активно повзаимодействовать с каждой из них своей совестью. В школе же на осознание всех этих коммуникативных ситуаций нет времени – там не живут, а выживают, думать некогда – нужно реагировать, здесь, сейчас, немедленно. Собственно, школа этому и учит – не думать, а действовать. Но ведь взрослая жизнь требует умения совершать обдуманные, осмысленные поступки и отвечать за свои слова, а этому школьное выживание не учит.

Вообще, с моей точки зрения, приспособлению ребенка к коллективу сверстников сегодня придается слишком большое значение. Главным образом потому, что школьный микросоциум и социум большой – это, мягко говоря, не одно и то же. Любой педагог меня в этом поддержит: детский коллектив живет по иным законам, нежели коллектив взрослых. То, что я писала про стихийный дарвинизм – в первую очередь и особенно касается случайным образом сформированных детских коллективов, оставшимся без попечения взрослых. Педагогам, имеющим опыт работы воспитателем в летнем пионерском лагере, хорошо известно, с каким трудом детский коллектив формируется, структурируется и направляется на некие внятные и позитивные цели, и с какой скоростью он деградирует и превращается в дикую стаю, оставшись по тем или иным причинам сам по себе. А поскольку в школе детский социум как раз и существует сам по себе, никем не управляемый и не просветляемый, то он именно такую дикую стаю (с вариантами) он и представляет. И ребенок, поступающий в школу, для того, чтобы получить опыт социализации в большом обществе, парадоксальным образом получает совершенно иной опыт – опыт социализации в неуправляемом стихийном детском коллективе. Но этот опыт не может быть применим в большом обществе, где отношения между людьми и социальными группами регулируются нормами общежития (которым ребенок так и не обучается должным образом). В результате на выходе из школы подростки сплошь и рядом обнаруживают несостоятельность не только своего образования – но и поведенческих норм. Как уже было сказано выше, в современном мире мы все можем довольно часто удивительную инфантильность вполне вроде бы взрослых людей –30- 40 и даже 50-летних. Их невзрослость заключается в невозможности создать свою семью, воспитать детей, отвечать за свои поступки, иметь свое мнение – хотя бы в частных вопросах, не говоря уж об абстрактных и общезначащих. Все это, на мой взгляд, является последствиями стихийной социализации в замкнутом детском коллективе без надлежащего контроля и формирования со стороны взрослых.

Понятно, что ребенок, который имеет надлежащее воспитание со стороны родителей и других взрослых в своей семье, во многом защищен от этих опасностей – семья в этом смысле играет роль фильтра, на котором оседает вся «грязь» и «накипь» от такого рода социализации, но я все-таки ставлю вопрос радикально: а зачем она вообще нужна? Мало того, я склонна считать, что постепенное, но непреклонное нарастание в обществе социально-дарвинистских тенденций – во многом следствие именно социализации детей в школьных коллективах. И этот процесс невозможно остановить стандартно-институциональными способами, т.к. у общества на настоящий момент нет никаких ресурсов для того, чтоб радикально реформировать систему среднего школьного образования. А это значит, что у родителей есть простая альтернатива: или, поддаваясь иллюзии простоты и очевидности, допускать неуправляемую псевдо-социализацию детей в условиях случайным образом созданного детского коллектива, либо сознательно и самостоятельно готовить ребенка к условиям _ взрослой_ жизни, что в условиях домашнего обучения делать проще – не нужно будет преодолевать влияние детской стаи.

К сожалению, что в современном обществе семья находится в не менее жалком состоянии, чем школа и мало кто считает себя готовым взять на себя двойную ответственность за социализацию и обучение своего ребенка. Между тем я продолжаю настаивать, что именно поэтому домашнее обучение является фактически лекарством от проблем в сложных семьях: только кризисная ситуация домашнего обучения может помочь взрослым и детям в таких семьях наконец встретиться друг с другом и совместно найти ответ на общие для всех них вопросы – как жить, во что верить и что делать.

Миф об общественной пользе

И вот, когда даже у самых ярых защитников современного школьного обучения не остается больше аргументов в его защиту, мы, наконец, приступаем к самому важному - анализу мифа об общественной пользе от школьного образования.

В предыдущих частях статьи были раскритикованы расхожие представления о том, что в школу ходят, чтоб научиться думать, приобрести знания, мировоззрение, получить коммуникативные навыки, и наконец, социализироваться – то есть получить навыки поведения во взрослом социуме. Все эти представления оказались в значительно меньшей степени состоятельными, чем сегодня принято думать.

В этот момент, уместно поставить вопрос по-настоящему: а зачем в таком случае дети ходят в школу – если не за знаниями-умениями-навыками, не за общением и взрослением? Если отрешиться от всякой эмоциональности и оценочности, то самых простых ответов будет два:

1. чтобы не мешать родителям жить отдельной от детей жизнью;

2. чтобы формировать у детей отдельную от родителей жизнь.

В самом деле – вот с этими двумя задачами школа справляется очень даже хорошо. Нет, конечно родители (особенно на первых порах, в младших классах) бывает, что вовлекаются в школьные дела своего чада, и дальше, конечно, тоже – проверить домашнее задание, дневник посмотреть, сходить на родительское собрание… Тут могут раздаться возмущенные протесты – и я их с готовностью принимаю. Да, конечно, есть целая категория родителей, которые героически учится со своими детьми все 10 классов школы (иначе этот процесс не назвать): приходя с работы, они садятся с детьми за уроки, разбирают пройденный за день материал, объясняют задание, следят, чтобы домашнее задание по всем предметам было сделано в полном объеме и максимально аккуратным образом. Как правило, это родители отличников – или не очень здоровых детей. Я не буду подробно останавливаться на анализе этой категории, потому что она не так велика и потенциально является наиболее предрасположенной к системе домашнего обучения. Куда более типичной является вторая категория, которая «бдит на страже» до тех пор, пока ребенок не привыкает к школьной рутине и не начинает учиться вполне «самостоятельно» – т.е., на самом деле, автоматически выполнять типовые задания и автоматически же подстраиваться под требования учителей и сверстников. Добившись нужного результата, такие родители чувствуют себя в значительной степени свободными от школьных проблем, и считают, что собственно, в этом пресловутая «социализация» и состоит.

Что касается детей, то им, поставленным перед необходимостью как-то пережить эти 10 лет в школьных стенах, приходится учиться находить какой-то позитив и в этой ситуации. Кто-то находит себе приятелей, кто-то привязывается к учителю-предметнику, кто-то к тренеру или руководителю кружка. У детей появляется то, что современные родители называют «своя жизнь». Конечно, не следует все подобные связи пустыми и ненужными. Я просто хочу подчеркнуть, что гораздо больше половины таких детских привязанностей возникают не от избытка, а от недостатка – от того самого недостатка осмысленной родительской любви и внимания (не путать с обратной ситуацией тотального контроля на основе самодовлеющего чувства родительской собственности, с которым идея домашнего воспитания и обучения не имеет ничего общего).

Таким образом, выходит, что чуть ли не самой основной задачей современной системы среднего образования является эмансипация и отчуждение родителей и детей друг от друга. В настоящий момент эта цель достигается процентов на 90, но есть все шансы в ближайшие лет 5-10 добиться всех 100%. Ну а второй задачей, вытекающей из первой, оказывается, как не трудно догадаться, задержка подавляющего большинства детей в развитии – поскольку никакой разумной необходимости находиться в стенах школы именно 10 лет попросту нет. Это доказывает система заочного образования и обучения экстерном – значительный процент детей в этой системе усваивает курс средней школы в более сжатые сроки. И – что особенно важно – оказывается куда более «социализированным» – то есть взрослым, серьезным, мотивированным на достижение цели – чем его сверстники, обучающиеся в школе.

Итак, главной целью общеобразовательной системы в современном обществе является искусственное торможение развития подавляющего большинства детей, искусственное же нивелирование их способностей, коммуникативных навыков, норм воспитания, а главное – искусственная консервация каждого нового поколения в рамках одному ему присущей молодежной «субкультуры», оторванной в прошлом от своих «корней» - от родительской семьи, а в будущем – от своего собственного продолжения в виде своей собственной семьи и собственных детей. Конечно, на такой результат работает не только средняя школа – так работает вся система детского здравоохранения и воспитания в целом, начиная от родильных домов и яслей. И она замечательно достигает такой цели.

Возникает резонный вопрос: а зачем и кому нужно такое среднее образование? Ответ выглядит довольно цинично: это нужно обществу. В этом, собственно, и заключается пресловутая «общественная польза» от среднего школьного образования. Современный макросоциум (термин условный, мой собственный, ненаучный, примерно = государственные институты +экономическая система) принципиально не умеет иметь дело с отдельным, частным человеком, с его частной и семейной жизнью. Поэтому для его эффективной поддержки необходима система, превращающая живых и разных детей в некий стандартный полуфабрикат, который затем удобно будет использовать для замены сносившихся частей макросоциальной системы и /или построения ее новых частей – это и есть школьная система. Этот макросоциум вовсе не заинтересован в сохранении и развитии семьи как социального института (несмотря на то, что видимость такой заинтересованности может создаваться довольно искусно): семья в своем идеале тяготеет к тому, чтобы быть самодостаточным и самообеспечивающим микросоциумом со своими собственными целями, которые макросоциуму не то чтобы враждебны – для него их просто не существует. Поэтому современный макросоциум привык рассматривать семью не как факт (неизвестное множество людей, связанных узами взаимной привязанности и собственной историей и культурой), а как интерпретацию (в демографическом, экономическом, политическом и т.д. смыслах). Результатом такого подхода и является система общего образования и воспитания детей, с одной стороны, и государственная пенсионная система – с другой. Известные всем факты бедственного положения современных пенсионеров вызваны не столько низкими размерами пособий, сколько макросоциальной политикой в области семьи, направленной на ее постепенную деградацию как социального института. То есть: дети, социализированные в системе детских образовательных учреждений, как правило, не чувствуют ответственности по отношению к своим родителям или чувствуют ее в минимальной степени. В результате, каждое поколение, вышедшее из трудоспособного возраста, оказывается предоставленным самому себе, и не может рассчитывать ни на государственную поддержку, ни на помощь собственных детей.

Современный макросоциум вообще есть общество вечной молодости – он испытывает постоянную потребность в молодой, свежей крови и энергии, желательно не отягощенной жизненным опытом и излишними морально-этическими нормами. Ему нужны «молодые, энергичные, коммуникабельные». Нужны «желающие преуспеть, знающие, чего они хотят от жизни». Ему нужна вечно и сама собой обновляющаяся «молодая шпана», которая мирно и бесшумно «сотрет с лица земли» отработанный материал – предыдущие поколения, уже отдавшие макросоциуму свои силы и энергию. Сейчас это происходит уже не в 60-65 лет, как еще полвека назад. Сейчас планка понизилась до 40-45 лет, после которых даже профессионалам и специалистам оказывается не так то просто найти работу, соответствующую их квалификации и уровню запросов. В самом деле – зачем платить больше профессионалу, если можно взять молодого энергичного недоучку, который за вдвое меньшие деньги будет землю носом рыть? Профессионал слишком независим, слишком высоко себя ценит, но в первую очередь – он безнадежно стар. В обществе вечной молодости и тотального легкомыслия человек за сорок с его стремлением к совершенству и смыслу выглядит совершенно неуместно. От него стараются избавиться как можно скорее, и сейчас это всем уже и без моей констатации интуитивно понятно, что приводит к еще более бешеной эксплуатации энергии молодости – ведь для того, чтобы достигнуть каких-то результатов, у тебя есть всего-то лет 15-20-25, не больше! И потому возраст, традиционно считавшийся идеальным для обзаведения семьей и собственными детьми, оказывается сейчас все чаще и чаще отданным совершенно иным целям – достижения максимально возможного уровня материального благосостояния.

В итоге я прихожу к следующему выводу: реальная и декларируемая «общественная польза» от системы среднего образования – это не одно и то же. Декларируемая польза, которой ждут родители – грубо говоря, чтоб их дети получили достойное образование и воспитание, и чтобы по ее окончанию они стали достойными членами общества, за судьбу которых они могли бы дальше не волноваться, которые были бы заботливыми родителями для своих детей и которые не бросили бы их самих на произвол судьбы, когда их собственные силы кончатся, - в современной образовательной системе не достигается. А реальная польза, которую получает от школьной системы маркосоциум, сплошь и рядом бывает чуждой интересам как конкретных родителей конкретных детей (не говоря об интересах самих детей), так и интересам семьи как отвлеченного социального института. В реальности система общего среднего образования имеет следующие системные следствия:

1. На личностном уровне современное среднее школьное образование направлено на превращение каждого конкретного ребенка в усредненный полуфабрикат, пригодный для дальнейшей переработки в иных социальных институтах (СУЗах, ВУЗах, армии, в государственном и коммерческом секторах экономики), а также последующей утилизации в системах здравоохранения и социального обеспечения. От среднестатистического выпускника средней общеобразовательной школы общество ждет нескольких вещей: готовности делать, что скажут за те деньги, которые дадут; не задавать лишних вопросов и/или не думать; не выделяться и не подставляться. Это базовый минимум умений и навыков, к которым могут приплюсовываться какие-то чисто инструментальные знания (их наличие не обязательно для успешной карьеры). Морально-этические нормы, установка на человеческие отношения – балласт, который только усложняет задачу- достижение максимально высокого положения в социальной иерархии. За десять лет пребывания в школе ребенок последовательно утрачивает детство, теряет доверие к миру и человеческому обществу, интерес и уважение к своей семье, сверстникам, старшим (в лице учителей и родителей) и, в конце концов – к самому себе. Таким образом, воспитанный в школьной системе молодой человек оказывается полностью готовым для выполнения своей единственной общественно-значимой задачи – поддержки и развития макросоциума. Его личная судьба, так же как судьба его семьи и детей, не имеет для макросоциума ни малейшего интереса и значения. А точнее, преимущественное положение в макросоциуме занимают, как правило, человеческие особи, не обремененный семейными и прочими привязанностями и обязанностями.

2. На уровне семьи современное среднее школьное образование приводит к ослаблению родственных связей, угашению чувств и привязанностей между старшими и младшими, к разрушению авторитета родителей и формированию случайного внешнего авторитета (в лице сверстника или старшего приятеля, учителя, тренера и т.д.). Десять лет насилия над волей и психикой детей приводит к формированию у них недоверия, обиды или стойкой неприязни (вплоть до ненависти) к своим родителям, и тем более, к школьным учителям – т.е., к представителям старшего (старших) поколений. В свою очередь, родители и учителя, сталкиваясь со все усиливающейся холодностью, отчуждением и агрессией со стороны детей, вырабатывают встречные агрессивно-оборонительные механизмы, что воспроизводит год за годом стандартную на сегодняшний день ситуацию «конфликта поколений». В масштабе общества этот процесс приводит к разрыву традиций, упадку механизма передачи культуры и отчуждению поколений «отцов» и «детей» друг от друга. Интересно, что данная модель является самовоспроизводящейся: пройдя через институт школьного обучения при невмешательстве или недружественной позиции родителей, подросшие дети получают стойкое отвращение к воспитанию в семье – при том, что пострадали в основном от его недостатка, а то и отсутствия! Далее, в собственной семье, это приводит к повторению и закреплению ситуации: не желая «насиловать» ум и волю ребенка «родительским авторитаризмом», молодые родители отправляют ребенка в школу, где, с их точки зрения, больше «свободы выбора» – а ведь с точки зрения ребенка, именно в этом – в отправке их в школу, – и заключается пресловутый родительский авторитаризм, и никакой свободы выбора по отношению к школе они проявить не могут! Главная ловушка современной школы – в ее обязательности. Стандартная травма современных детей состоит, собственно, в том, что родители выгоняют их каждое утро из дома, лишают своей защиты, бросают на произвол судьбы, да к тому же постоянно встают на сторону их обидчиков – учителей, сверстников и других взрослых. Именно это когда-то травмировало их самих – но, оказавшись в той же ситуации со своими собственными детьми, они начинают тушить огонь, подливая в него бензин. Я считаю, что эта травма, вызванная столкновением с первым предательством со стороны самых близких людей, первична, а прочие поведенческие проблемы или проблемы обучения уже вытекают из нее – каждый ребенок реагирует на стресс от утраты доверия к миру и родителям по-своему.

3. На уровне социума современное среднее школьное образование приводит к формированию общества без общественных идеалов, ценностей и установок, а также без надежды и смысла. Общество становится атомарным – так как распадается на бесконечно обновляющийся ряд (или конвейер) взаимопротиворечащих интересов и выгод, между которыми нет и не может быть никакого примирения – только не знающая пощады борьба до победы сильнейшего. В таком обществе единственно возможным становится дарвинистский идеал борьбы за выживание, как идеал «естественного» механизма саморегуляции в человеческом обществе. При этом «дарвинизмом» такой подход называется чисто условно: ученый-естествоиспытатель и теолог, Чарльз Дарвин и не предполагал экстраполировать принцип саморегуляции популяций животных на человеческое общество. В то время, когда Дарвин формулировал свою эволюционную теорию, принципиальная разница в организации природных и человеческих сообществ не вызывала сомнения. Сегодня считается крайне либеральным и просвещенным подчеркивать, что между поведением животных (отнюдь не только крупных млекопитающих) и поведением человека нет никакой принципиальной разницы. Мало того, ученые – биологи сплошь и рядом предлагают людям «учиться у животных» принципам разумного, с их, биологов, точки зрения, устройства общества. В таком «биологическом подходе» особенно отчетливо проявляется кризис современных гуманитарных и общественных наук, неспособных к формулировке личностно-ориентированных социальных концепций в макросоциальных условиях. Таким образом, господство доктрины социального дарвинизма в сознании новейшего человечества приводит к дальнейшему разрушению социальных связей – уже не по вертикали, между поколениями, а по горизонтали, между представителями одного поколения. Тотальная борьба за существование в недрах пост-гуманного макросоциума приводит к девальвации собственно-человеческих отношений: в современном мире все менее возможными становятся любые длительные и осмысленные отношения – супружеские, дружеские, родственные, коллегиальные, отношения учитель-ученик и т.д. В условиях постоянной гонки на выживание молодые мужчины и женщины могут позволить себе только временные партнерства, сформированные сиюминутными потребностями – выгодой и/или влечением. Таким образом, последовательно разрушая связи людей между собой при помощи целого ряда социальных институтов, макросоциум добивается своей цели: обращения большей части человеческой энергии на достижение эгоистических индивидуальных целей, которые достигаются путем безоглядной и бездумной встройки в макросоциальный механизм.

Такова, в максимально обнаженном виде, общественная польза от современного среднего школьного образования. Возможно, краски тут немного сгущены для пущей контрастности рисунка – но не до того, чтобы сделать рисунок карикатурой или пасквилем. На первый взгляд, может показаться, что школа в этих заметках представлена виде эдакой монструозной «машины зла», которой она сама по себе не является. Это конечно не так: школа представляет собой общественный институт для воспитания и обучения детей в системе ценностей культуры, традиционной для данного общества. Как инструмент, школа ни в коем случае не является злом. Убить человека можно молотком, топором, кухонным ножом, микроскопом – но это вовсе не значит, что все эти инструменты созданы для человекоубийства. В органическом обществе, направленном на производство и трансляцию культурных целей и смыслов школа играет исключительно позитивную роль. Однако в макросоциуме, эмансипированном от всех традиционных человеческих ценностей и смыслов, школа теряет свой основную функцию – воспроизведения в новых поколениях общепринятых культурных ценностей и норм поведения, и приобретает противоположные, противоестественные своей природе свойства – разрушения и уничтожения культурных ценностей и смыслов. При этом самое интересное в этой ситуации – то, что мало кто из участников процесса догадывается о том, что происходит на самом деле! Потому что, разумеется, общество в целом и каждый социальный институт в отдельности декларируют свою приверженность тем самым традициям культуры и гуманности, которые в своей практике попирают и фактически разрушают. Причем чаще всего эти декларации бывают вполне искренними – нет, конечно в обществе имеется изрядное количество циников и мерзавцев, которые прекрасно понимают, что за всеми их словами и делами не скрывается никакого реального содержания, но их все же меньше чем людей, которые искренне уверены, что занимаются общественно полезной деятельностью, что желают окружающим и тем более своим детям только добро – то есть совершенно не ведают, что творят. Таким образом, в современном макросоциуме торжествует система безструктурного управления – когда организация любого процесса не плотная, а рыхлая, распадающаяся в пустоту, когда невозможно найти причину неполадки или организатора негативного процесса, когда каждый оказывается так или иначе задействован в системе и виновен в системном кризисе. Каждый – а значит, никто конкретно. И кризис этот имеет место везде и повсюду – и в то же время нигде, поэтому мне можно привести тысячу и один пример того, как все по другому в такой-то школе или такой-то семье. Я это все прекрасно знаю и поэтому прошу не трудиться мне об этих примерах рассказывать – они не меняют общей картины. Конечно, даже заключенным в макросоциум, людям пока еще свойственно в большей части случаев оставаться людьми и собственными силами справляться с негативом, обрушивающимся на них со всех сторон. Проблема в том, что это именно что временная ситуация, а тенденция развития макросоциума заключается в постепенном исчезновении в нем собственно-человеческих ценностей и норм поведения.

Можно ли изменить эту ситуацию изнутри существующей школьной системы? Я считаю это невозможным, поскольку она в настоящий момент не является самостоятельным социальным институтом, а представляет собой просто часть макросоциума. Изменить современную школу, не изменив всю макросоциальную систему целиком, невозможно. Единственной осмысленной позицией со стороны родителей, действительно заинтересованных в полноценном образовании и воспитании своих детей – то есть родителей, любящих своих детей и не желающих их предавать и наживать в их лице своих врагов – является сознательная и последовательная установка на образование и воспитание детей дома, в условиях семьи. При этом родителям следует отдавать себе отчет, что такой выбор является сейчас общественно значащим даже в случае если он вызван причинами сугубо частного характера: исключая своего ребенка из макросоциальной образовательной системы, родители приобретают все возможности воспитать его с совершенно иными установками и целями. При правильном подходе воспитанный дома ребенок имеет неплохой шанс вырасти свободной личностью, глубоко и разносторонне образованной, умеющей думать и относиться к другому человеку как к самому себе. Такие люди в условиях современного макросоциума – на вес золота, и только они могут не только преуспеть, но и на самом деле изменить настоящее положение вещей. Таким образом, перевод ребенка из школы на домашнее обучение есть не уход в некую маргинальную группу полусектантской направленности – это есть исполненный глубокого смысла и значения акт гражданской ответственности за будущее своего ребенка и общества в целом, акт сознательного сопротивления бессмыслице и распаду, царящим в обществе, и одновременно шаг к подлинной общественной пользе и к построению здорового социума.